Когда было покончено и с этой церемонией, князек сказал:
— Мы ненавидим русских. Вид их неприятен нашим глазам. Поэтому мы не приходим в их крепости и не пускаем их в наши стойбища. Но тебя мы знаем давно, уважаем и любим. Ты никогда не обижал индейцев, никогда не обманывал их при расчетах, опоив «русской водой».
Траппер неопределенно гмыкнул. Практика научила его быть осторожным с «независимыми» индейцами. Они умели усыплять бдительность врагов не хуже европейских дипломатов. И чтобы переменить тему разговора, он спросил:
— Скажи мне, вождь, каким образом гризли утащил твоего сына?
— Позавчера, — отвечал Красное Облако, — мы убили медвежонка, что отбился от матери. В шкуру его я завернул моего сына. А вчера, когда мы готовили себе стоянку, наши собаки вдруг залаяли, вырвались из упряжи и бросились на гризли; зверь словно из-под земли вырос. Но медведица успела все-таки схватить шкуру своего детеныша, а в нее был завернут мой сын. Мы сейчас же встали на лыжи и кинулись в погоню за зверем. Стемнело, и мы сбились со следа, и если бы не ты, я бы не нашел своего сына. Что ты хочешь от меня в награду, Черные Ноги?
Русский оживился:
— Я буду благодарен тебе, вождь, если ты скажешь, где я нахожусь. Я шел из Миссии, но буран сбил меня с пути.
— Ты стоишь на берегу Читтинии, — ответил князек.
— На берегу Читтинии? — удивился траппер. — Я не знаю такой реки.
Красное Облако напряженно сдвинул брови, видимо что-то припоминая.
— Вспомнил! — радостно сказал он. — Люди из Нувуки называют еще эту реку Купер-ривер.
— Медная река! — вскрикнул русский. В его голосе слышались одновременно и радость и испуг. — Так значит я в стране медновцев?
— Да, — ответил князек. — Это страна трусливых псов атна-танов.
Атна-таны, или медновцы, как называли их русские, жили по реке Медной вплоть до Воскресенского залива. Племя это пользовалось дурной славой. Присягнувшие на верность царю, часто посещаемые русскими и поэтому развратившиеся, медновцы с ястребиной жадностью бросались на любую добычу. Подстрелить белого из-за дырявого одеяла было для них пустяковым делом. Поэтому и радовался русский, что случай уберег его от встречи с этими мародерами Аляски.
Указывая на далекую величественную гору с ледяной пирамидальной вершиной, траппер спросил:
— А это гора св. Ильи?
— Да, или Большая гора, как зовем ее мы, индейцы, — ответил вождь.
— Так значит я еще на русской территории. Ведь Большая гора — гигантский природный пограничный столб между Аляской и Канадой. А это что за горы? — Он указал на изборожденные глетчерами хребты, примкнувшие предгорьями к вершине св. Ильи.
— Чугач! — лаконично ответил Красное Облако.
— Чугачские Альпы! — радостно воскликнул русский, вспоминая, что вулканическая цепь Чугача амфитеатром опоясывает залив Короля Вильяма. — Спасибо тебе, вождь. Теперь я знаю, где нахожусь, и легко найду отсюда дорогу к русским факториям.
Красное Облако покачал головой:
— Нет, о Черные Ноги. Я хочу отблагодарить тебя. Поэтому подвяжи покрепче мокассины, надень лыжи и направь твоих собак по следу моих. В наших угодьях много зверя. Мы будем вместе охотиться. А потом я продам тебе всю пушнину, заготовленную охотниками моего племени.
Русский колебался лишь мгновение. Не только отказ, но даже длительное раздумье могло бы оскорбить гордых индейцев. Кроме того заговорило и самолюбие: проникнуть в недосягаемые места, завязать торговлю с независимыми тэнанкучинами, — да ведь об этом будут говорить на всех постах и факториях Компании!
— Хорошо, вождь, — ответил русский. — Мои собаки пойдут по следу твоих. Но не раньше, чем мы похороним человека, который лежит вон там, в трапперском зимовье.
Лицо князька, до сих пор бесстрастное, вдруг изменилось; на нем отразился испуг и злоба зверя, попавшегося в капкан.
— Человек в той хижине? — хрипло выкрикнул он, надвигаясь на русского. — Кто он? Охотник, купец, белый, индеец? Как он умер? Кто его убил?..
— Ты, вождь, словно женщина спрашиваешь сразу о нескольких вещах, — невольно пятясь назад, ответил русский. — Так не разговаривают мужчины и воины. Но я не могу ответить ни на один из твоих вопросов, потому что после смерти этого человека прошло пятьдесять ледоходов.
Красное Облако сразу успокоился.
— Спеши, о Черные Ноги, — бесстрастно сказал он отходя. — Мои воины помогут тебе поднять землю для мертвеца.
Когда на месте недавнего костра вырос могильный холм, солнце, едва поднявшееся над ближними хребтами, снова начало опускаться. Словно стыдясь своего бессилия, оно стремительно скатилось за горизонт, и на землю камнем упала полярная ночь.
Русский опустился перед могилой на колени.
На небе трепетала зеленоватая пелена сполоха (северное сияние). Она медленно гасла, таяла, а ниже ее начала вырисовываться яркая дуга, запылавшая вдруг зеленым, желтым, красным огнями. Дуга начала выбрасывать световые столбы. Вспышки эти полосовали небосклон от горизонта до зенита.
Индейцы громко бормотали заклинания в честь Киольи — духа северного сияния. А русскому казалось, что они молятся за безвестного мертвеца.
Пламя сияния металось по небу в неистовом разгуле. Теперь оно походило на хаотический костер, лижущий огненными языками дно гигантского небесного котла. И вдруг сразу, как свеча, на которую дунули, сияние погасло.
Русский встал с колен и подошел к своей упряжке. Хрипун ткнулся ему в ноги. Обхватив его голову, траппер шепнул собаке на ухо: